
Я уже рассказывал, что станция Ржава до начала Первой мировой войны называлась Клейнмихелево, поскольку Клейнмихели были одними из богатейших курских землевладельцев, а граф Пётр Андреевич был по-настоящему "особой, приближённой к императору". Говорят, даже воспитывал внебрачных детей Николая Первого.
Сноха графа Клейнмихеля - Мария Эдуардовна Клейнмихель оставила любопытные
воспоминания. Она жила преимущественно в столицах, но, оказывается, навещала и поместье в Курской губернии.
Прелюбопытно, господа, что она пишет:
"Одним из любимейших испанских послов был граф де ла Вилла Гонзало, отличавшийся большим гостеприимством и роскошью своих приемов. Если эти страницы попадут случайно в его руки, он, конечно, вспомнит о своем путешествии по российским равнинам, которое он совершил с целью посетить меня, бывшую тогда в имении в Курской губернии.
Его сопровождали его сын Фернандо Малдонато, ныне маркиз де ла Скала, Сергей Набоков (последний губернатор Курляндии) и Федор Безак, тогда еще бравый поручик-кавалергард, впоследствии член Государственной Думы, последний киевский предводитель дворянства.
Прибытие моего высокопоставленного гостя в имение, где испанских послов так же знали, как белых сиамских слонов, произвело всеобщее волнение.
Мое имение в то время отстояло очень далеко от железной дороги, верст шестьдесят от станции Клейнмихелево. На каждой из четырех остановок сельские власти выходили приветствовать графа де Вилла Гонзало, мужики выходили ему навстречу с хлебом-солью, женщины подносили ему корзины и платки с яйцами, урядник с верховыми сопутствовал ему до моего имения.
Один из моих арендаторов превзошел всех — он поднес графу раскрашенную в цвета Испании — красный и золотой — живую курицу. Граф принял этот знак внимания с большим удовольствием, и в то время как произносились торжественные речи, курица, которую граф держал в руках, хлопала крыльями, стремясь освободиться. «Эта курица — лучший день моей жизни», — сказал он по-французски. Крестьяне, не понявшие его слов, были ими все-таки очень тронуты.В церкви, в одной отдаленной деревушке, священник принял графа за самого короля испанского. Альфонсу XIII было тогда лет двенадцать-тринадцать. Священник, называя графа Ваше величество, выразил ему свою необычайную радость видеть у себя властителя Испании. Испанские национальные флаги украшали путь графа. Но на следующий день, должна к стыду моему признаться, все эти флаги были раскрадены. Много лет спустя еще можно было видеть женщин и девушек из соседних деревень, одетых в красные и желтые цвета. Вся соседняя знать устраивала в честь графа охоту на волков и лисиц, и ввиду того что в моем дворце был недавно пожар, я могла принимать гостей лишь в скромной квартире моего управляющего.
Фернандо, сын посла, конечно, помнит долгие прогулки верхом с моей дочерью, моей бедной, так рано умершей маленькой Марией, и с ее друзьями. Празднества, иллюминация, бега в мешках следовали одни за другими.
Денно и нощно ждали крестьяне появление посла, желая его приветствовать. Как сердечны были тогда наши отношения с крестьянами! И не верится мне, что те самые крестьяне и их дети потом разрушали наши леса и посевы и грабили наше имущество, то имущество, которым мы по-братски с ними делились; мы были всегда готовы после пожаров отстраивать их избы и хаты и во время неурожая снабжать их хлебом. Мы содержали их школы и больницы и платили лечившим их врачам.
Мы все оттуда уехали в Крым, и граф Вилла Гонзало был удивлен, когда мой арендатор, у которого он переночевал, принес ему в 7 часов утра бокал шампанского, полагая, что такая высокопоставленная особа не может пить более обыкновенного напитка".